Почему пройти национальный отбор труднее, чем выступать на «Евровидении», жесток ли украинский шоу-бизнес, как ограбление и предательства помогли побороть звездную болезнь. Об этом, а также о том, поедет ли он на гастроли в Россию и почему выдвижение Святослава Вакарчука в президенты – «глупая ошибка», в авторской программе главного редактора интернет-издания «ГОРДОН» Алеси Бацман на телеканале «112 Украина» рассказал украинский артист, представитель Украины на «Евровидении 2018» Melovin, — пишет Гордон.
– Добрый вечер, Melovin.
– Добрый вечер.
– Во вторник на твоем месте сидел Иво Бобул…
– (Смеется).
– Несмотря на то что тебе 21 год, я все-таки спрошу: ты знаешь, кто такой Иво Бобул?
– Да, конечно. Я не могу не знать, кто такой Иво Бобул. Чаще всего это имя я слышу от своих друзей из эстрадно-циркового, хотя сам учусь…
– Он там преподает?
– Он ректор, насколько я знаю. Мой педагог по вокалу там же преподает. В общем, я слышу о нем постоянно. Он считает, что чем громче поет артист, тем он круче. Кто-то считает его провокационным, кто-то – противоречивым… Но персонаж интересный (смеется).
– Этот, как ты сказал, «интересный персонаж» во вторник у меня в программе заявил, что будет баллотироваться в президенты Украины, чем взорвал информационное пространство. Будь тебе 35 лет, я бы у тебя тоже спросила, не собираешься ли ты в президенты?
– Нет, конечно. Это настолько не моя сфера… Я терпеть не могу математику, а там есть большая часть математики…
– Чтобы деньги считать? (Улыбается).
– Ну деньги считать мы умеем… Мне кажется, это намного труднее, чем шоу-бизнес. Политика для меня – такое далекое слово. Я когда натыкаюсь на что-то подобное в «ящике» (исключительно дома в Одессе, потому что родители смотрят [телевизор]), я понимаю, что ничего не понимаю.
– Как ты думаешь, почему у украинских артистов началось обострение и они массово пошли в политику? И наверняка пойдут еще: чем ближе к выборам, тем больше будет фамилий.
– Это, мне кажется, какой-то мейнстрим – назову это таким модным словом. Это чем-то продиктовано, но я не знаю чем. Я бы не пошел…
– Давай не о политике. Сколько людей на «Евровидении» посмотрели твое выступление?
– Сколько посмотрели? Я не знаю.
– Телетрансляция, интернет – сколько это миллионов?
– Подожди… Я не подсчитывал. Я знаю, что на YouTube меньше чем за сутки видео моего выступления посмотрели, кажется, два миллиона человек (это только платформа YouTube), и, кажется, это был рекорд – два миллиона меньше чем за сутки… там Израиль бомбил просмотрами…
– А телеаудитория?
– Точно не помню, но, мне кажется, это больше 100 миллионов…
– Колоссальное количество. Сколько людей у тебя в фан-клубе?
– Если взять все паблики, все страницы, то, думаю, около 300 тысяч. Где-то так.
– Ты звезда?
– Я не считаю себя таким, не-а.
– А звездная болезнь началась…
– Была! (Улыбается).
– … после «Евровидения»?
– Нет, еще раньше: после «X-фактора».
– И как это проявлялось?
– Кошмарно проявлялось. Мне повезло, что у меня есть друзья, моя команда Big House Melovin… Я их собрал всех вместе шесть лет назад… собирал по кусочкам, по частичкам… И они вернули меня в нормальное состояние…
– Как это проявлялось, что ты делал?
– Казалось, что весь мир крутится вокруг тебя… Проявлялось это даже в отношении к близким людям. Ты начинаешь себя как-то странно вести, высокомерно, очень цинично… В общем, очень некрасиво. И когда ты понимаешь, что люди готовы уходить от тебя, начинаешь понимать… Во-первых, мне кажется, была какая-то карма: [произошло] очень много страшных событий в мои 19 лет, очень много предательств…
– Это когда ты выиграл “Х-фактор“?
– Да, прямо после победы. Тогда первый раз столкнулся и с ограблениями, и кинули меня на деньги (на то время очень приличные для меня)… Лучший друг кинул меня на деньги… бандиты приходили под студию…
– Сколько денег было?
– Не много. Около 20 тысяч гривен – это были деньги на аренду квартиры…
– Андрей Данилко рассказывал мне в интервью… Это как раз происходило, когда шел отбор на “Евровидение” в Украине…
– Да, я смотрел (улыбается).
– Интервью получилось очень резонансное и очень откровенное. Так вот он рассказывал, что ты ему позвонил перед финалом украинского отбора на “Евровидение” и был очень расстроен, обижен. Ты говорил, что тебя все травили. Он тебя успокоил: прислал водителя…
– С гидозепамом, да (улыбается).
– И ты ему сказал, что таблетки – волшебные. Так все было?
– Ну не то чтобы волшебные. Обычные успокоительные… Я выпил одну таблетку, запил водой (оказалось, что ее нужно было рассасывать, а я просто проглотил) – и все. Мне кажется, это убивает ненужный нерв. В музыке есть нужный нерв перед выходом на сцену, а есть абсолютно ненужный, который убивает…
– На “Евровидении” волшебными таблетками пользовался?
– На самом “Евровидении” нет. И, если честно, для меня это даже какой-то показатель: я сделал!
– Ты же мог себе помочь!
– У меня было полное спокойствие! И я тебе скажу, что пройти нацотбор на “Евровидение” труднее, чем представлять Украину там.
– Вот как?
– Да! Потому что у нас это мероприятие воспринимается, как Андрей Михайлович [Данилко] говорил, как веселые старты…
– Тебе приятно, что тебя поддержал артист такого уровня?
– Более чем. Потому что это мой кумир еще с детства. Первый персонаж, за которым я следил, – это Верка Сердючка.
– Что он в тебе разглядел? Почему, как ты думаешь, он тебя поддержал?
– Что он во мне разглядел, надо спрашивать у него. Не у меня точно… Что-то у нас совпало в общении. Я тактичный человек: я не лезу, не расспрашиваю, я бы никогда ему первый не позвонил… Но я реально понимал, что мне безумно нужна его поддержка, чтобы человек сказал: “Костя, все добре. До побачення“…
– Он нашел слова?
– Нашел. Мы говорили прилично, около 20 минут, я точно помню. Потом я звонил маме и говорил: “Представляешь, я с Андреем Данилко говорил по телефону“. – “О-о-о! С самим Андреем Данилко?!” – “Да“. – “И что он тебе говорил?” – “Успокаивал, поддержал“… И, правда, в тот момент мне очень не хватало этого.
– На “Евровидении” он тоже был с тобой на связи?
– Да, был. Потом они записали мне видео, передали привет еврофанам, с поддержкой, с огнетушителем… Мама (Инна Белоконь) была с такой линзой… Насколько я понял, это была конфета-жвачка, мне потом фаны подарили ее (смеется).
– Ты сам себя считаешь талантливым?
– Ты знаешь, да, считаю. Мой талант заключается в том, что я люблю то, что делаю. Но не более того. Я не считаю себя талантливым музыкантом или талантливым певцом. Я считаю себя талантливым человеком: я умею петь, я умею готовить, я умею играть, я делаю парфюмы. Я считаю, что все это – таланты. И каждый человек – талантливый.
– С кем из артистов ты себя можешь сравнить?
– Ни с кем.
– А тебе приятно, когда тебя с кем-то сравнивают? Ведь постоянно что-то пишут: глаз, как у Мэнсона, и так далее…
– Приятно. Потому что люди, с которыми сравнивают, зачастую уже добились большого успеха, очень многое сделали в жизни. Еще приятно потому, что начинаешь копаться в себе и думать: я тоже могу так много сделать, чтобы кого-то потом сравнивали со мной (улыбается).
– Ты говорил, что твоя бабушка занималась магией…
– Да.
– Что ты имеешь в виду, что она делала?
– Она лечила людей, могла убрать сглаз (а он у меня когда-то в детстве был, очень сильный прямо, какой-то непонятный), и она – по-украински – викачувала переляк.
– Как она это делала?
– Яйцом.
– Серьезно? И к ней шли люди?
– Да. Когда она умерла (она умерла на следующий день после моего дня рождения: у меня 11 апреля день рождения, а бабушка умерла 12-го, прям на Пасху), все села, которые находились вокруг, – все съехались на ее похороны. Людям было важно проститься с человеком, который им и их детям помогал. Для меня это был в какой-то мере величественный момент, потому что люди ее признавали…
– То есть к вам домой шли…
– Не к нам. Бабушка жила в деревне в Одесской области…
– Но к ней постоянно шли люди…
– Очень много людей.
– Она гадала?
– Нет, она никогда не гадала. Она говорила: «Мне запрещено это делать». Запрещено пить, запрещено материться, запрещено в карты играть… Она больше по части лечения… и она никогда не брала деньги. Она просила принести только яйцо, потому что не хотела брать у своих кур (улыбается), чтобы эти яйца нам потом передавать в Одессу. То есть люди сами несли какие-то продукты… не было обмена деньгами…
– Как считаешь, она передала тебе этот дар?
– Что-то… какой-то процент…
– Что ты умеешь делать?
– Я очень хорошо считываю людей, я вижу вещие сны, понимаю, что будет происходить со мной через полгода, через год. Я абсолютно четко понимал: будет происходить что-то непонятное после «Х-фактора», когда начались эти проблемы с квартирой, с финансами… Был момент, когда мы с командой сидели и ели хлеб, обрезая корочку с плесенью…
– Наверное, вкусно было…
– Капец как вкусно! (Улыбается). Просто сладость! На самом деле все познается в сравнении. Мне кажется, я повзрослел очень быстро…
– Почему ты у родителей денег не попросил?
– Мне было стыдно. Я все равно что-то просил, спрашивал… Но был момент (этот хлеб с плесенью), когда мне было настолько стыдно, что мне хотелось самому через это пройти… Но слава Богу, тогда был и директор Артем, и менеджер Настя… мы втроем переехали в Киев и начали свою историю…
– Вы все из Одессы?
– Настя – из Одессы, Артем – из Харькова.
– Каким советам бабушки ты следуешь или стараешься следовать?
– У бабушки было две фразы. Перед тем как я выходил из дома куда-то: гулять, на какое-то мероприятие, на концерт – я заходил к ней в комнату, и она всегда говорила: «Красавчик!» Без этой фразы я никогда не выходил (смеются).
– Так может надо было и псевдоним брать «Красавчик»?
– Нет-нет. Слишком высокомерно (улыбается). Вот я захожу, она говорит «красавчик», и я понимаю: «Фух, можно идти». А вторая фраза (то, чему я следую): не делай ничего назло, делай все вопреки. И каждый мой шаг был вопреки: вопреки фразам в мой адрес, вопреки телодвижениям в мой адрес, вопреки длинным языкам и всему остальному. Все – вопреки.
– Ты с собой носишь какие-то ее бусы, да?
– На концерты. На очень важные…
– Это твой талисман?
– Да. Она всегда носила их на шее, и после ее смерти я попросил маму отдать мне эти бусы. Я думал, она не разрешит…
– Ты говоришь, что видишь вещие сны. А кто будет следующим президентом Украины?
– Без понятия. Я о таких вещах не думаю. Я думаю о том, что будет с моими близкими, что нам дальше нужно делать, чтобы получить больше…
– Ты понимаешь, что политика при этом все равно существует и влияет на твою жизнь, даже если ты о ней не думаешь?
– Я считаю, что не влияет.
– Как?! Экономика ведь влияет, конъюнктура, рынок!
– Главное, чтобы от этого мозг не страдал, – тогда не влияет. А по поводу экономики и финансов: я верю, что люди рано или поздно смогут заработать и быть счастливы. Счастливей, чем были вчера.
– Через год пройдут президентские выборы. Ты пойдешь голосовать? Я так понимаю, это твои первые президентские выборы?
– Не знаю, пойду ли… Мне интересно, кто будет [участвовать].
– За кого будешь голосовать?
– А не знаю.
– Ну более-менее список уже известен.
– Сначала нужно ознакомиться с тем, что они будут обещать. Как всегда, обещать… и дай Бог, чтобы они это делали (смеется).
– Есть Тимошенко, Ляшко, Гриценко…
– Последнее имя я не знаю… Я не лезу в это. Я не успеваю элементарно поспать, не успеваю поесть, хотя очень люблю готовить… Я не успеваю даже с мамой по телефону поговорить… Вот сегодня днем я набрал [ее]: мама была занята, а я ехал еще на одно интервью… Мне вообще так страшно что-то упустить в отношениях с родителями…
– После «Евровидения» не поступали предложения поехать в тур в поддержку каких-то политиков, партий?
– Нет, не было. Были только какие-то дни рождения.
– Сможешь поехать, если предложат?
– Мне кажется, не смогу. Я же себя знаю: буду потом себя грызть.
– А вдруг тебе кандидат понравится?
– (Разводит руками). Может быть.
– Если Вакарчук пойдет в президенты, будешь за него голосовать?
– Я считаю, что это глупая ошибка.
– Почему?
– Я очень уважаю Святослава Вакарчука, но очень переживаю, когда музыка идет в политику. Она [политика] и так присутствует, не может не присутствовать в музыке, но мне всегда страшно, когда артист – особенно такой, как Святослав Вакарчук, – идет не в том направлении.
– В Россию поедешь, если тебя пригласят выступить?
– Нет. Приглашали, но нет. Не время.
– За много-много денег…
– Предлагали! И в Донецке…
– Поехать в Донецк сейчас?
– Не сейчас. Когда все только началось, звали и предлагали сумасшедшие гонорары. Нет, конечно. Не могу. Для меня это как… да это как маму обидеть. Это то же самое для меня.
– Когда последний раз в Крыму был?
– Еще с классом ездил, я был маленький. Хотя нет, подожди, это было в старших классах. Мне было лет 12–13.
– У тебя в Крыму живет кто-то из родственников, друзей или знакомых?
– Нет, никого.
– Почему самые высокооплачиваемые российские певцы любят и поддерживают Путина, как ты думаешь?
– Мне кажется, потому что выбора нет, потому что давление большое…
– На них?
– Мне кажется, что да. Я в это не углубляюсь, это просто такая догадка.
– То есть ты думаешь, что они его боятся?
– Да.
– А как ты к нему относишься?
– Как я к нему отношусь?.. Мне кажется, никак. Я настолько фанатичен к своей стране… как к маме… Как-то, когда был парад вышиванок, девушка курила и бросила бычок прямо на Крещатике, хотя проходила мимо урны… Я к чему веду: это как регилия… я ни словом, ни вышиванкой, ни крестиком вот здесь (показывает на шею)… а тем, что внутри…
– Ты говоришь: я люблю Украину, она мне как мама. Но ты же понимаешь, что ее обидел конкретный человек, и конкретный человек Крым отобрал?..
– Поэтому я никуда не езжу…
– Поэтому я спрашиваю тебя еще раз: как ты относишься к Путину?
– Негативно. Я был в Одессе, когда все только-только начиналось, сидел и плакал. Я уже хотел сорваться и бежать туда…
– Ты имеешь в виду 2 мая?
– Да, и 2 мая, и вообще все эти заварушки… Мы сели с родителями: что у родителей слезы, что у меня… Было настолько страшно, больно и неприятно… потому что это мое родное. У меня сразу мысль, что я больше не смогу пройтись по этим улицам, страшно, что я не смогу встретиться с друзьями… Это все неприятно, потому что огромное количество людей разорвали связь друг с другом из-за какой-то дезинформации…
– Украинский шоу-бизнес жестокий?
– В какой-то мере да. Но не только шоу-бизнес. Любая работа может быть жестокой (улыбается).
– Ты уже столкнулся с подлостью, завистью по отношению к себе?
– Да, сталкивался.
– Что это было?
– Были какие-то подставы, уже не помню точно, потому что сталкиваюсь, в основном, не я лично, а моя команда. Раньше приходили куда-то – перед нами закрывали двери, а теперь – зовут. Вот что для меня самое неприятное, подлое и негативное. И я же никогда не пойду!
– Ты злопамятный? (Улыбается).
– Я помню, кто меня поддерживал изначально. К этим людям я всегда буду приходить. А те, кто раньше при виде меня строил гримасы, а после «Евровидения» зовет – я к ним в жизни не пойду. Это воспитание, не злопамятность.
– На «Евровидение» ты потратил 85 тысяч долларов…
– Это сколько? Два миллиона гривен? По словам телеканала СТБ…
– Который за все это платил?
– Да.
– Как получилось так мало? Другие участники «Евровидения» от Украины заявляли плюс-минус по полмиллиона долларов. Меньшее, что я видела, – Пономарев, 300 тысяч (но это было давно).
– В какой-то мере, мне кажется, потому, что занимается этим всем СТБ, а не кто-то (смеется)… Я вообще не знаю, как происходит подсчет этого всего. Но если взять постановку, перелет и прочее – это не может быть столько, сколько ты сейчас озвучила… какие-то сумасшедшие цены…
– Например: Лорак – больше $600 тысяч, Гайтана – $500 тысяч, Мика Ньютон – $550 тысяч, Лобода – тоже какая-то большая сумма была, она даже квартиру закладывала…
– Может быть, курс был другой (смеется)… Я не знаю…
– На каких условиях СТБ за тебя заплатил?
– Не было контрактов…
– Ты должен что-то вернуть или отработать в эфире?
– Нет. Я и так всегда прихожу на телеканал СТБ, в программы, которые мне нравятся, я всегда прихожу.
– Проценты от концертов?
– Нет-нет. Ничего такого!
– Кто твой продюсер?
– Я (улыбается). Когда задают этот вопрос, мне так приятно становится (смеется). Уже распускают сплетни, что Андрей Михайлович [Данилко] мой продюсер, что Игорь Васильевич [Кондратюк] мой продюсер… Нету у меня продюсера, я сам всем занимаюсь!
– Я снова сошлюсь на интервью с Иво Бобулом. Он мне сказал, что мог бы стать самым богатым, успешным артистом, собирать стадионы, но для этого ему, наверное, нужен был бы хороший продюсер. А это значит, что ему нужно было бы сменить ориентацию и стать геем, чтобы с этим продюсером строить какие-то отношения. Ты готов к такому варианту?
– Хуже бреда в своей жизни я не слышал. Иво Бобул, простите меня, но ни от одного артиста я не слышал фразы, хуже этой. Как говорила Оля Полякова: все говорят «через постель» – так покажите мне эту постель! (Улыбается). Ну это не в моем случае.
– К тебе кто-то приходил с такими предложениями?
– Ко мне? С такими?! Нет, никогда! Были предложения продюсирования. Но мы с командой думаем, а что будет дальше? Окей, сейчас мы подпишем контракт, а что дальше? Например, продюсер заключил с тобой на пять лет контракт, два года он что-то пытался сделать, а потом сказал: да ну тебя в баню, мальчик. Зачем? Почему я не пользуюсь услугами продюсера? Я хочу в будущем продюсировать кого-то. Спилберг тоже не сразу стал Спилбергом. И об этом нужно помнить каждому. Потому что каждый может добиться всего без спонсоров, без продюсеров.
– Кто твои боги в музыке?
– Леди Гага, Джон Леннон, Queen, Элла Фицджеральд… Начиная от джаза и заканчивая поп-музыкой.
– У тебя есть комплексы?
– Да, как и у любого человека. И о них я не говорю, иначе я комплексовал бы еще больше (смеется).
– То есть ты их прячешь, стесняешься?
– Это не стеснение… Мне кажется, если говорить о своих комплексах, то они тебя начинают закапывать еще глубже. А если ты о них иногда задумываешься и пытаешься их исправить…
– Может, стоит о них сказать, и все улетучится?
– Нет. На самом деле комплексы у людей бывают настолько глупые… Однажды, когда мой товарищ рассказывал о своих комплексах, я сидел и смеялся. Потому что это не комплексы.
– Есть комплексы, с которыми ты уже справился и можешь о них рассказать?
– Прямо комплексы-комплексы?.. Просто нет комплексов, которые бы мне мешали жить.
– Ты рассказывал, что в твоей родной Одессе над тобой раньше смеялись…
– Да.
– Почему это происходило?
– Из-за крашенных в белый цвет волос…
– Ну это же повсюду, не только в Одессе.
– Я начинал с Одессы, поэтому могу говорить только об этом городе. Это продолжалось и в Киеве…
– На улице тебе люди кричали что-то?
– Да, гадкие слова в спину. Но меня всегда смущало только одно: люди никогда не говорят тебе ничего в лицо (улыбается). Они все скажут за спиной. И обосрут тебя десять раз – тоже за спиной, как и происходит в шоу-бизнесе. Сколько я слышал, читал в комментариях гадостей… весь бомонд взрывается, оскорбляет, поливает грязью (помимо тех, кто поддерживает и верит) – и никто ж, зараза, не подошел лично и не сказал: «Melovin, ты такое редкостное…» Почему все за спиной? Я не понимаю. У меня позиция такая: если мне кто-то не нравится, я говорю ему об этом в лицо.
– С тем, кто поливал тебя грязью за спиной, не говорил?
– Мне кажется, если бы я так делал, я бы спал еще на три часа меньше (смеется).
– В Одессе был случай, когда тебя избили (или чуть не избили)…
– Чуть не избили? Мне иногда доставалось в школьные времена, но не супермного… Очень ярко помню момент: я всегда сбегал с математики и шел на музыку, в кабинет этажом ниже, и там давал свои концерты. Я тогда не пел – играл на фортепиано. Вокруг собиралось очень большое количество девочек, а в коридоре…
– Мальчикам это не нравилось?
– А в коридоре меня ждали мальчики (улыбается), уже потирая руки. Поэтому – иногда доставалось.
– То, что у тебя разные глаза, – это часть эпатажа (то есть это линза) или это у тебя от рождения?
– Нет, это не от рождения, слава Богу. Это линза. Она придумалась шесть лет назад, тогда же, когда появился псевдоним Melovin, когда появилась команда Big House Melovin… Мы создавали все в гараже. Знаете, ходит такая мотивашка по интернету: четыре гаража и написаны названия Google, Apple, Disney и еще одной компании – мол, все начиналось с гаража. И моя команда – Big House Melovin – создавалась в гараже у родителей.
– Сколько лет ты уже в Киеве?
– Уже три года. Самый первый приезд – это было детское «Евровидение», какой-то отбор… Я расплакался – испугался такого большого города очень сильно. Раньше я был мнительным, очень ранимым… фильм посмотрел – уже плачу, кого-то обидели – я плачу. Сейчас, конечно, нет, но этот момент я помню хорошо: я поднимаюсь по эскалатору, выхожу, вижу Майдан – и слезы льются, я один в этом городе, хотя я понимал, что я в этом городе останусь…
– Ты один приехал, без мамы?
– Меня папа привез и уехал. И я стою на этой площади, на этой огромной территории и думаю: ну, здравствуй, Киев, кто кого?
– И кто кого?
– Пока что [побеждает] время. Но никогда мне никто ничего не сделает, потому что я крепкий орешек. Когда-то написал пост и подумал: боже, какая ваниль! Фотка: я и Майдан – и пишу, что, мол, Киев так много забирает – друзей, отношений, – но может так же много дать. И либо ты ломаешь его, либо Киев ломает тебя. Я никого сейчас не ломаю, Киев тоже не ломает. Мне кажется, мы с ним подружились, нашли точки соприкосновения (улыбается).
– Ты говорил, что раньше снимал квартиру. Уже купил себе жилье?
– Уже своя квартира, слава Богу.
– Сам заработал?
– Нет. Мы насобирали всеми знакомыми, родственниками, родителями, крестными.
– Недавно ты выпустил коллекцию духов…
– Не коллекцию. Один аромат.
– Причем духи довольно дорогие для рынка. Три тысячи гривен?
– Да, три тысячи гривен за 50 мл.
– То есть это нишевый продукт?
– Да.
– Сколько флаконов ты уже продал?
– 28 флаконов.
– И как это происходит?
– Через менеджмент, который занимается продажами.
– И ты как парфюмер: сам все делаешь?..
– Но у меня же все законно, налоги плачу (смеется).
– Ты же из Одессы, конечно!
– Я не люблю нечестных вещей. Еще когда мы регистрировали бренд, логотип, имя Melovin, я сразу сказал: «Ребята, все по-честному. Платим».
– Как ты делаешь парфюм? Каждый флакон на кухне химичишь?
– Сам. Каждый флакон делается вручную, каждую наклеечку я клею…
– Да ладно!
– Вот тебе крест! (Смеется).
– Кто тебя научил?
– Никто. Ты меня спрашивала по поводу продюсирования, так вот: я считаю, что не нужно думать, что всему нужно научиться. Я занимаюсь глобальным творчеством, мне это нравится. Я купил себе в Jysk’е стол, похожий на парфюмерный, в нем много отделений, заказал всяких французских отдушек, масел – и сидел пробовал. Наносил все… забыл, как называется… бумажечки такие…
– Тестеры?
– Да, тестеры. На них все наносил, по капле, по капле…
– Так же снюхаться можно!
– Зато как теперь круто дома пахнет!
– Не представляю.
– Бомба! Иногда утром на меня нападает какая-то штука – я хочу сделать новый запах, чтобы по-новому пахнуть. И вот так все эти парфюмы передаются знакомым и друзьям. Они в единственном экземпляре, и я не записываю, что смешиваю. Специально, чтобы у человека был эксклюзив.
– То есть человек заказывает и не знает, что получит?
– Нет-нет. Это я делаю для себя. Вот недавно моему стилисту понравился запах: она услышала сирень, которой там в помине не было (там было 20 веществ, кроме сирени). И она себе его забрала. А то, что в продаже сейчас, – я беру флакончик, вещества в пропорциях, которые уже прописаны…
– Как думаешь, ты сможешь заработать на этом? Рассматриваешь это как бизнес?
– Нет, не рассматриваю. Для меня это творческое проявление. Я раньше очень сильно боялся хобби… Знаешь, это как сесть на два стула одной жопой и ничего не успеть. А потом понял: если меня это вдохновляет, если после этого вечером я начинаю писать музыку, то почему этим не заниматься?!
– Конечно, нанюхавшись, можно не только музыку писать (улыбается).
– Главное – что нюхать! Лучше нюхать парфюмы (смеются). Я очень люблю, чтобы аж кололо-резало от запаха. Проходишь мимо фанов, они оборачиваются и говорят: «О, Melovin прошел!»
– Где ты покупаешь одежду?
– Многое шьет Катя Ляшевская, мой стилист. Она со мной еще с «Х-фактора», и на «Евровидении» была, и сейчас мы для тура делаем. Что-то просто покупаю…
– В Одессе есть знаменитый рынок – «7-й километр». Ты там был?
– Когда ходил в школу, конечно. Как все дети, стоял на бумажечке и мерил брюки. Все, как положено.
– Класс! А сейчас не хочется…
– О нет! Что ты?! Социофобия такая…
– После «Евровидения» – на «7-й километр» (улыбается).
– На «7-м километре» меня впервые и оскорбили из-за белых волос, поэтому туда я не хочу ехать (улыбается). Я туда иногда езжу, когда ищу какие-то побрякушки…
– А для сатисфакции? Пройтись: «Ну а теперь что скажете?»
– Это происходит не там. Раньше тыкали пальцем и называли каким-то грязным словом, а сейчас тыкают пальцем и говорят: «Это же Melovin» (смеется).
– Ты сейчас помогаешь своим родителям?
– Чуть-чуть. Они знают, что мне надо еще немножко ускорить свой темп жизни.
– Подарки им любишь дарить?
– Очень люблю. Я пока не могу позволить себе [оказывать] им какую-то финансовую помощь… Они это понимают и говорят: «Пробуй. Пока что – прорывайся». А подарки – всегда!
– Расскажи, какие самые крутые подарки ты им дарил?
– Первое, что я подарил маме (это был подарок не из дешевых), – это парфюм. Не помню бренд, но он стоил тогда под четыре тысячи гривен, и для меня это были огромные деньги.
– Мама оценила?
– Мама расплакалась. Это был Новый год, я приехал с «Х-фактора» и сделал подарок. Папе тяжелее делать подарки (улыбается).
– Почему?
– Папа у нас такой мужчина, который сам может взять то, что ему надо. Поэтому ему тяжелее придумать подарок. Я ему дарил сувенирные наборы для открытия вина, потому что он вином занимается…
– Кем работают твои родители?
– Мама домохозяйка. А папа, мне кажется, работает всем: он и с машинами работает, сейчас занимается медом. И для меня очень приятно и круто, что папа нашел себе такие хобби: мед и вино. У него, мне кажется, лучшее вино в Одессе!
– Вот тебе готовый продюсер!
– Да, если вспоминать, то первым моим продюсером был папа, который нашел мне – выскреб! – денег на первый клип. Мы снимали Doubt – кавер на Леди Гагу. Все создавалось реально в гараже… У меня висел зеленый фон, нашли две тысячи гривен – арендовали большой зал. Такая самодеятельность, но с нее же все и начинается.
– На корпоративы тебя как часто сейчас приглашают?
– Часто. Часто и приглашали, но сейчас больше.
– Сколько стоит корпоратив с твоим участием?
– Если бы я точно знал сумму, я бы ответил. А так – все знает Артем (смеется).
– Примерно. Ты же знаешь, не кокетничай.
– Не хочу называть.
– Почему?
– А ты меня набери – я скажу по телефону (смеется).
– Скажи сейчас на всю страну.
– Ну не хочу. Я вообще не люблю говорить о деньгах, не люблю говорить, сколько я зарабатываю, сколько родители зарабатывают. Счастье любит тишину.
– Правда ли, что на «Евровидении» ты не общался с российскими журналистами? Или так случайно получилось?
– Еще написали, что я… как же там было… демонстративно игнорировал российскую прессу…
– Не демонстративно?
– Не демонстративно! У меня были черные очки (я был как кот Базилио) – я ни черта не видел на этой голубой дорожке. Меня вел мой пиар-менеджер… Я бы и не давал интервью, исходя из своих убеждений… Правда. Я бы не давал интервью, тем более зная, что все перекрутят. Но мне в этом плане тяжело: у меня очень много фанов из России, которых я люблю безумно. На нас не повлияет все то, что происходит… Я их тоже вдохновляю, но пока не могу туда ехать.
– У тебя был конфликт с Джамалой. Я так понимаю, что твои поклонники этот конфликт спровоцировали. Она говорила, что ей приходили смс с угрозами. «Я тебя урою» и так далее. Как вы это все разрулили?
– Никак. Мне все равно кажется, что у Джамалы отношение ко мне какое-то странное… я просто чувствую это…
– Ты имеешь в виду, что она тебя недолюбливает?
– Да… Я не знаю… Просто какое-то странное отношение…
– Вы же даже дуэтом пели, когда ты на «Х-факторе» победил.
– Да.
– И?
– И ничего. Это не показатель отношений.
– Может, она на тебя обижается? Потому что, извини, но получить такие угрозы, тем более девушке…
– До этого все было абсолютно по-другому… Конфликт начался с комментария в Instagram. Кто-то написал: «Лучше бы на «Евровидение» поехали Kadnay (на самом деле, ребята с крутой музыкой), чем крашеный пи… Melovin». И комментарий лайкнула Джамала.
– И ты смотрел, кто что лайкнул?!
– Очень многие люди сбрасывали мне скриншоты… И пресса начала подхватывать…
– Может, она случайно лайкнула…
– Один комментарий из двух тысяч… Мне все равно, честно… Не я ковырял, смотрел и прочее. Мне скидывают, я смотрю и думаю: ну нет, фейк. И Джамала потом написала: «Не верь, это фейк».
– Вот видишь.
– Но я потом нашел этот комментарий, посмотрел, кто лайкал – и там верифицированный аккаунт [Джамалы] с галочкой.
– Кто-то его взломал.
– Да ну… Я обожаю эту певицу.
– Отлично, так и зафиксируем. На «Евровидении» ты и представитель России не говорили с прессой на английском языке. Почему? Тем более что ты пишешь свои песни сам, и, в основном, на английском?
– Нет, тексты я пишу не сам. Я пишу либо со своим знакомым автором из [Лос-Анджелеса]… Проблема в чем? Языковой барьер. Если бы я больше находился в среде, где все говорили бы на английском языке, было бы намного легче. Я понимаю все, что мне говорят, но я не могу…
– Ответить…
– …красиво сказать. Какие-то элементарные вещи: как пройти, куда пойти – я спрошу и отвечу (когда мы с ребятами гуляли в Лиссабоне, я сам ходил спрашивал, общался, интересовался). Но мне тяжело отвечать на вопрос, особенно, когда он касается музыки. Хотя, казалось бы, это легко.
– Ты – молодой, красивый, прогрессивный, песня на английском, и вдруг – переводчик. Это такой пережиток…
– Не знаю по поводу пережитка… Как-то люди странно реагируют на переводчика… Понятно, что сейчас я учу английский язык, все окей, все выучу – нет в этом никакой проблемы, но и в переводчике никакой проблемы нету. Лучше говорить с переводчиком, чем коверкать все, чтобы потом еще и пальцем тыкали. Для меня это было главным. Когда мне говорили: давай будешь отвечать на английском. Я сказал: «Ребята, я-то отвечу на какой-то вопрос… Но если я буду отвечать часть на английском, а все остальное українською мовою, а потім знову англійською, а потім знову українською – це смішно. Лучше с переводчиком – грамотно, четко, чтобы он переводил мои мысли. А я скажу, ошибусь, как я однажды…
– Что ты сказал?
– Перепутал kitchen и chiken. Господи…
– Все близко, нормально (смеются). Ты говоришь, что вне политики.
– И вне политики, и в политике.
– Но политика же догоняет. Что тебя в обычной жизни, в жизни окружающих, родителей раздражает или что тебе не нравится? Что бы ты хотел изменить в Украине?
– Отношение людей друг к другу, в первую очередь.
– Ты сейчас планируешь тур по Украине. Объясни, почему нужно идти на твои концерты.
– Я вообще не знаю, зачем на меня ходить (улыбается).
– Какой-то ты плохой продюсер. Может, папа получше будет? (Улыбается).
– Зато знаешь, как круто, когда есть честность?! Я иногда не понимаю, почему меня любят, почему мне пишут письма. И хорошо, что я не понимаю, – мы этим не пользуемся! Мы просто делаем свое дело, восхищаемся друг другом. Почему нужно идти на мои концерты? Потому что у нас происходит какая-то интересная связь с фанами и зрителями. Абсолютно уникальная! Поэтому, мне кажется, они и ходят.
– Сколько городов будет в туре?
– Будут миллионники. Потом мы хотим поехать в Европу и сделать концерты для тех, кто за меня голосовал [на «Евровидении»].
– Продажи хорошие, залы заполняются?
– Да.
– Большие залы?
– Киев – тысяча (2 июня, «Бельэтаж»). Больше 700 билетов уже продано.
– В конце программы я хочу передать тебе привет от одной верной поклонницы. Ее зовут Лиза, это старшая дочка Дмитрия Гордона, и она помогала мне готовиться к этому интервью, потому что по возрасту она ближе к твоей аудитории. Я думаю, ей будет приятно, если ты ей пожелаешь что-то в ответ. Она нас сейчас смотрит.
– Ага! (Включаем в себе спикера). Возвращаясь к теме зрителей и поклонников: я поражаюсь их талантом и умением меня понимать – мне не нужно ничего говорить фанам. Даже когда мы находимся в окружении фанов, и мне нужно побыть одному – они просто отходят. За это я их обожаю. А что касается дочки… Я хочу, чтобы она была смелая. Смелее, чем я, в тысячу раз. Смелость нами руководит.
– Тогда спой для нее и для всех остальных песню а капелла – и будем заканчивать.
– Тогда мне нужна помощь щелчками. (Поет песню Under The Ladder). Я берегу горло – у меня еще тур! (Смеется).
– Спасибо!
– Спасибо огромное!
Записал Дмитрий НЕЙМЫРОК